— Она и вправду может превратиться в дракона?
— Если захочет — да, — сказал Гарион, — но предпочитает быть совой. Почему-то она любит птиц… и птицы сходят с ума, завидев её. Они не переставая говорят с ней.
— Удивительно… — мечтательно произнес Джоран. — Я бы все отдал, чтобы повидаться с ней. — Он задумчиво сжал губы, как бы прикидывая что-то в уме. — Как вы думаете, эта вещица ей понравится? — вдруг спросил он, касаясь стеклянного воробья.
— Понравится? Да она придет в восторг от него!
— Вы не передадите его ей?
— Джоран! — воскликнул пораженный Гарион. — Я не могу её принять. Она слишком дорогая, и у меня нет денег, чтобы платить.
— Это всего лишь стекло, — слабо улыбнувшись, заметил Джоран, — а стекло — расплавленный песок, а песок дешевле всего на свете. Если вы считаете, что ей это понравится, пожалуйста, передайте воробья. Прошу вас. Скажите, что его прислал Джоран-стеклодув.
— Передам обязательно, Джоран, — пообещал Гарион, горячо сжимая руку юноши. — Я сделаю это с большой радостью.
— Я заверну вещицу, — сказал Джоран. — Стекло не любит, когда его из теплого помещения переносят на холод. — Он протянул руку к куску бархата, но затем остановился. — Я не совсем честен с вами, — смущенно добавил он. — Эта птица вышла очень удачная у меня, и если господа из цитадели увидят её, возможно, и им захочется иметь такие изделия. Мне нужны заказы, чтобы открыть свою собственную мастерскую и… — он бросил красноречивый взгляд на дочь Торгана.
— …и ты не можешь жениться до тех пор, пока не заведешь свое дело, — договорил за него Гарион.
— Ваше величество будет очень мудрым королем.
— Если только мне удастся избежать ошибок на первых порах, — усмехнувшись, сказал Гарион.
Вечером Гарион зашел к тете Пол и протянул ей сверток.
— Что это?
— Подарок от одного молодого стеклодува, которого я встретил в городе, — ответил Гарион. — Он настоял на том, чтобы я передал его тебе. Его имя — Джоран… Осторожнее, а то разобьешь.
Тетя Пол принялась медленно разворачивать бархатную материю, и когда увидела стеклянную птицу, у неё вырвался невольный вздох восхищения:
— О, Гарион!.. В жизни я не встречала ничего более прекрасного!
— Это очень хороший мастер. Он работает у стеклодува по имени, Торган, а Торган утверждает, что это гений. Он хочет встретиться с тобой.
— А я хочу встретиться с ним, — взволнованно сказала Полгара, не в силах оторвать глаз от стеклянного чуда. Затем она бережно поставила воробья на стол. её руки тряслись, а красивые глаза были полны слез.
— Что-то не так, тетя Пол? — испуганно спросил Гарион.
— Нет, ничего, Гарион. Так… ерунда.
— Тогда почему ты плачешь?
— Тебе этого не понять, дорогой, — ответила она и крепко обняла его.
Коронация состоялась на следующий день, ровно в полдень, под громкий перезвон городских колоколов. Королей и членов их семей, знати и приглашенных горожан оказалось так много, что зал райвенского короля не смог вместить всех желающих.
Гарион мало что запомнил из того дня, но в память врезалось то, что в плаще, подбитом горностаем, было жарко, а корона из чистого золота, которую райвенский епископ надел ему на голову, оказалась ужасно тяжелой. И конечно, запало глубоко в душу, как Око Олдура разгоралось все ярче и ярче, когда Гарион направлялся к трону, слушая ставшую привычной странную мелодию. Песнь камня так громко звучала в ушах, что он едва различал радостный шум толпы, взойдя на престол.
Однако один голос он слышал совершенно отчетливо.
— Слава Белгариону! — произнес этот голос, давно ставший его вторым «я».
Король Белгарион сидел, скучая, на троне в зале райвенского короля и слушал нагоняющий тоску голос посла Толнедры Вальгона. Для Гариона наступили тяжелые времена: столько дел, к которым он не знал даже, как подступиться. Во-первых, он совершенно не мог отдавать приказания; во-вторых, он обнаружил, что для себя у него совершенно не остается времени, и в-третьих, он не имел ни малейшего представления, как отделаться от слуг, которые постоянно вертелись вокруг. Куда бы он ни направлялся, они преследовали его повсюду, и он уже оставил надежду поймать излишне старательного телохранителя, камердинера или посыльного, который последние два дня шествовал за ним по коридорам.
Друзья чувствовали себя неуютно в его присутствии, называя Гариона «ваше величество», хоть он бесчисленное количество раз просил их не делать этого. Он не чувствовал себя другим человеком и, глядя на себя в зеркало, не замечал, что хоть как-то переменился, но все поступали так, будто в нем произошли серьезные перемены. Выражение облегчения, мелькавшее на их лицах всякий раз, когда он оставлял их, больно ранило Гариона, и он, подобно улитке, замыкался в себе, находя утешение в молчаливом одиночестве.
Тетя Пол все время находилась рядом с ним, но и с ней было не так, как прежде. Раньше он всегда был при ней, теперь роли поменялись, и это казалось ему совершенно противоестественным.
— …Предложение, если ваше величество позволит мне сказать, представляется крайне заманчивым, — заметил Вальгон, заканчивая чтение последнего договора, предложенного Рэн Боруном. Толнедрийский посол отличался язвительностью, имел орлиный нос и аристократическую осанку. Это был Хонетит, он происходил из той семьи, которая основала империю и из которой вышли три императорские династии, и едва скрывал свое презрение ко всем олорнам. Для Гариона он являлся источником постоянного раздражения. Не проходило и дня, чтобы новый договор или торговое соглашение не поступали от императора. Гарион быстро понял, что толнедрийцы крайне негативно относятся к тому факту, что его подписи нет на том или ином пергаменте, и продолжают действовать по принципу: если человеку постоянно подсовывать документы, то в конце концов он что-нибудь да подпишет, лишь бы его оставили в покое.