— Ты выглядишь очень мило, Гарион, — похвалила его тетя Пол, поправляя светлые волосы юноши.
— Может, и мы войдем? — спросил Гарион, видя, как облаченные в серые одежды райвены и гости в ярких нарядах направляются в зал.
— Войдем, Гарион, — ответила она. — Всему свое время. — Она повернулась к Белгарату и спросила:
— Долго ждать?
— Минут пятнадцать, — ответил он.
— Все готово?
— Спроси Гариона, — ответил ей старик. — Я сделал все, что мог. Остальное зависит от него.
Тетя Пол обернулась к Гариону; её глаза были очень серьезны, и белый локон у виска отливал серебром на фоне густых черных волос.
— Итак, Гарион, — обратилась она к нему. — Ты готов?
Он посмотрел на нее, не понимая, чего от него хотят.
— Ночью мне снился страшный сон, — сказал он. — Все задают мне один и тот же вопрос. Что это значит, тетя Пол? К чему я должен приготовиться?
— Скоро, скоро поймешь. Вынь амулет. Сегодня ты будешь носить его поверх одежды.
— Я всегда считал, что его надо носить под одеждой.
— Это особый день, — ответил старик. — Такого дня я еще не видел… а видел я их немало.
— Потому что Эрастайд?
— Отчасти. — Белгарат сунул руку под мантию и вынул серебряный медальон; взглянув на него, с улыбкой сказал:
— Поизносился… как и я.
Тетя Пол вынула свой амулет. Она и Белгарат дотронулись до рук Гариона.
— Мы давно ждали этого момента, Полгара, — произнес Белгарат.
— Да, отец, — согласилась дочь.
— Ну, тогда идем.
Гарион тоже направился к двери, но тетя Пол остановила его:
— Ты останешься здесь, Гарион, и будешь ждать здесь с Миссией. Вы двое войдете потом.
— Ты пошлешь кого-нибудь за нами? — спросил он. — Как мы узнаем, когда нам можно войти?
— Узнаешь, — туманно ответил Белгарат, и они вышли, оставив его с Миссией.
— Они нам толком ничего не объяснили, разве не так? — спросил Гарион у ребенка. — Надеюсь, мы не наделаем никаких ошибок.
Миссия заговорщически улыбнулся и сунул свою ладошку в руку Гариона. При этом в голове Гариона снова зазвучала песня Ока, от которой на душе стало легко и радостно. Он не мог сказать, как долго стоял, держа руку мальчика, и слушал эту песнь, позабыв обо всем на свете.
— Это наступило наконец, Белгарион. — Казалось, голос исходит откуда-то снаружи, а не из его головы, и по лицу мальчика было видно, что ему также слышны эти слова.
— Сейчас настало время для того, что я должен совершить? — спросил Гарион.
— Нет, сегодня тебе предстоит только часть этого.
— Чем они там занимаются? — Гарион с любопытством посмотрел на дверь.
— Они подготавливают людей в зале к тому, что должно произойти.
— Те будут готовы?
— А ты? — Последовала пауза. — Ты готов, Белгарион?
— Да, — ответил Гарион. — Что бы это ни было, мне кажется, что я готов к этому.
— Тогда можешь войти.
— Ты скажешь мне, что делать?
— Если это необходимо.
Держа Миссию за руку, Гарион приблизился к двери и хотел было толкнуть её, но она сама открылась перед ним.
За большой резной дверью, ведущей в холл, стояли два стражника, которые застыли при приближении Гариона и Миссии. И снова Гарион поднял руку, и снова большие двери, ведущие в зал райвенского короля, распахнулись.
Зал райвенского короля представлял собой необъятное помещение, свод которого поддерживали красивые массивные деревянные опоры, а стены украшали знамена и еловые ветки. Сотни свечей горели в железных подсвечниках. Три камина располагались на равном расстоянии друг от друга на полу; вместо дров в них горели, благоухая, куски торфа. Зал был полон; придворные выстроились по обе стороны голубого ковра, расстеленного от дверей до трона. Гарион почти не замечал толпившихся людей, находясь во власти всепоглощающей песни Ока. Как во сне, не в состоянии ни о чем думать, но и не испытывая страха, они с Миссией приближались к противоположной стене, где находился трон, по бокам которого стояли тетя Пол и Белгарат.
Массивный трон был высечен прямо в базальтовой скале и казался прочнее и древнее самих гор. За троном висел направленный острием вниз большой меч.
Где-то зазвонил колокол, и его звук слился с песней Ока, когда Гарион с Миссией двинулись по длинному ковру к трону. Каждая свеча, мимо которой они проходили, таинственным образом меркла, продолжая еле теплиться, хотя не было никаких сквозняков, и поэтому зал медленно погружался в сумрак.
Когда они остановились у трона, Белгарат строго взглянул на них, потом — на собравшихся в зале райвенского короля.
— Се Око Олдура! — торжественным голосом возвестил он.
Миссия освободил руку, за которую держал его Гарион, раскрыл мешочек и, повернувшись лицом к собравшимся, которые толпились в полутемном зале, вынул камень и, держа его обеими руками, высоко поднял над головой.
Песнь Ока заполняла собой все окружающее пространство, и с нею слился новый, чуть слышный звук. Этот звук становился сильнее, выше и уносился куда-то вдаль. Камень, который держал Миссия, вспыхнул ярко-синим цветом, разгораясь по мере того, как возрастала высота звука. Гарион уже мог различить знакомые лица. Вот Бэйрек, а с ним Леллдорин, Хеттар, Дерник, Силк и Мендореллен. В королевской ложе, рядом с толнедрийским послом, за Адарой и Арианой сидит принцесса Се'Недра, преисполненная величия. Но за столь привычными лицами он видел другие облики, производившие неизгладимое впечатление. Скорее они походили на маски, выражавшие сущность той или иной личности. С образом Бэйрека смешивался Устрашающий медведь, а Хеттар предстал как воплощение Повелителя коней. В Силке ему виделась фигура Наставника, в Релге — Слепца. Леллдорин оказался Лучником, а Мендореллен — Благородным рыцарем. Над Таибой как бы парил образ Матери Истребленного Народа, и её печаль была подобна печали Мары. И принцесса Се'Недра не была больше принцессой, а новой королевой — той, кого Ктачик называл Королевой Мира. Но самое удивительное заключалось в том, что, вглядываясь в лицо доброго и сильного Дерника, Гарион знал, что тому предстоит прожить две, не похожие одна на другую, жизни. Вслушиваясь в изумительную музыку, звучащую в ушах, и глядя в пронзительно-синем свете на своих друзей, Гарион с удивлением открывал для себя то, что давным-давно было известно Белгарату и тете Пол.