Обитель чародеев - Страница 43

— …Ты готов? — Это была тетя Пол. Она водрузила ему на голову чайник с длинным носиком, которому предстояло быть шлемом, и дала крышку от котла да деревянную палку вместо меча.

— И что мне с ними делать? — спросил Гарион.

— Сам знаешь, — ответила она. — Торопись, а то будет поздно.

— Нет, тетя Пол, я не…

— Да нет же, справишься. Не теряй зря время.

Он беспокойно оглянулся вокруг, сбитый с толку. Неподалеку стоял Рандориг с глупым, как всегда, выражением лица. На нем также был чайник; в одной руке он держал такую же крышку, в другой — палку. По всей видимости, им предстояло что-то сделать. Гарион улыбнулся другу, и тот усмехнулся в ответ.

— А теперь, — приказала тетя Пол, — убей его. Торопись, Гарион. Тебе надо управиться к обеду.

Он резко обернулся и уставился на тетю. А когда повернул голову, то не увидел Рандорига, вернее, его лица. Из-под чайника на него глядело мерзкое бесформенное существо.

— Нет, нет, — нетерпеливо проговорил Бэйрек. — Оружие так не держи. Схвати его обеими руками и направь прямо в сердце. Когда он бросится на тебя, то не сумеет выбить клыками копье. А теперь снова. Постарайся достать его на этот раз. Торопись, Гарион, мы не можем заниматься им весь день, понимаешь? — Варвар пнул ногой мертвого вепря. Вепрь поднялся и начал скрести снег. Бэйрек бросил на Гариона быстрый взгляд и требовательно спросил:

— Готов?..

Потом он очутился на неведомой бесцветной равнине в окружении статуй. Нет, не статуй — то были фигуры. Король Энхег был среди них, или фигура, похожая на него, король Кородаллин, королева Ислена; были также граф Джарвик с Нечеком, послом мергов в Во Мимбре.

— Какую из фигур ты хочешь двинуть? — спросил сухой голос в подсознании.

— Я не знаю правил, — возразил Гарион.

— Не имеет значения. Твой ход. Наступила твоя очередь.

Когда Гарион повернулся спиной, одна из фигур устремилась на него. На ней был надет плащ с капюшоном, а глаза налились бешеной злобой. Не раздумывая, Гарион поднял руку, пытаясь отвести удар.

— Именно такой ход ты хотел сделать? — спросил все тот же голос.

— Не знаю.

— Сейчас слишком поздно что-либо менять. Ты уже прикоснулся к нему. С этих пор тебе придется самому делать ходы.

— Это одно из правил?

— Так принято. Ты готов?….Запахло глиной и старым дубом.

— Нет, тебе, право, надо научиться сдерживать свой язык, Полгара, — льстиво улыбаясь, произнес мерг Эшарак и резко ударил её по лицу.

— Опять за тобой, — в третий раз сказал голос. — У тебя остался только один ход.

— И я должен сделать его? У меня нет выбора?

— Он один единственный. Торопись!

Испустив тяжелый вздох, Гарион вытянул руку, и Эшарак вспыхнул ярким пламенем…

От резкого порыва ветра дверь комнаты, в которой спали Гарион с Леллдорином, с громким стуком распахнулась.

— Пойду закрою, — сказал Леллдорин, откидывая одеяло, и, спотыкаясь, направился по холодному каменному полу к двери.

— И долго так будет дуть? — недовольно спросил Гарион. — Разве заснешь при таком шуме?

Леллдорин закрыл дверь на задвижку, и Гарион услышал, как он возится в темноте. Послышалось легкое постукивание одного камня о другой, мелькнула искра, которая тут же погасла, и Леллдорин принялся снова высекать огонь. Через пять-шесть ударов трут засветился, и молодой астуриец принялся дуть на него, пока не затеплилось пламя.

— Ты случайно не знаешь, сколько сейчас времени? — спросил Гарион, когда его друг зажег свечу.

— Думаю, что скоро будет светать, — ответил Леллдорин.

— У меня такое чувство, будто эта ночь длится десять лет, — простонал Гарион.

— Можно поболтать, — предложил Леллдорин. — К рассвету шторм должен утихнуть.

— Говорить лучше, чем лежать в темноте, вскакивая при каждом шорохе, — согласился Гарион, приподнимаясь в постели и накидывая одеяло на плечи.

— Ты, наверное, повидал всякое после того, как мы виделись в последний раз, Гарион? — спросил Леллдорин, залезая обратно в постель.

— Да, довелось, — согласился Гарион, — и не только хорошее, надо признаться.

— Ты сильно изменился, — добавил Леллдорин.

— Меня изменила жизнь. Это не совсем одно и то же. Я не хотел этих перемен. Знаешь, ты тоже переменился.

— Я? — расхохотался Леллдорин. — Боюсь, что нет, мой друг. То, что я натворил за неделю, подтверждает одно — я такой же, как прежде.

— Давай уточним кое-что, — сказал Гарион. — Самое интересное то, что здесь существует некая порочная логика. Все твои поступки, взятые по отдельности, вполне логичны и нормальны. Только когда рассматриваешь их в целом, получается катастрофа.

— Теперь я и моя бедная Ариана обречены на вечную ссылку, — вздохнул он.

— Я попытаюсь вам помочь, — обнадежил его Гарион. — Твой дядя простит тебя, Торазин, возможно, тоже. Он тебя слишком любит, чтобы долго сердиться. Барон Олторейн, судя по всему, на тебя очень сердится, но он мимбратский аренд. И простит все, если это было сделано из-за любви. Впрочем, подождем, пока не заживет его нога.

Вот здесь ты допустил серьезную ошибку, Леллдорин. Ногу никак нельзя было ломать.

— В следующий раз постараюсь избежать этого, — тут же пообещал Леллдорин.

— В следующий раз?

Они рассмеялись и продолжили разговор под мерное колебание пламени свечи. Спустя час шторм понемногу стих, и их снова потянуло ко сну.

— Почему бы нам не попытаться опять заснуть? — предложил Гарион.

— Я задую свечу, — сказал Леллдорин. Он встал и направился к столу. — Ты готов? — спросил он Гариона.